Фортепиано, бокалы, кастрюли и гипсовая голова. «Музыка для князя Одоевского» — как это было
Фортепиано, бокалы, кастрюли и гипсовая голова. «Музыка для князя Одоевского» — как это было", сайт Solyanka.org
Текст: Анастасия Королева
На выставке «Музыка для князя Одоевского» был представлен уникальный авторский инструмент — пангармоникон, являющийся частью спектакля «Человек без имени» в Гоголь-центре и представленный в ГРАУНД Солянке как самостоятельное произведение. Мы поговорили с его создателями Петром Айду и Олегом Макаровым о том, как происходило развитие идеи, как удалось создать самодостаточную работу внутри спектакля и о творческом тандеме двух художников-композиторов.
В ГРАУНДе прошла ваша выставка под названием «Музыка для князя Одоевского». Эта инсталляция — часть спектакля Кирилла Серебренникова «Человек без имени»…
П.А. Я протестую! Это не спектакль Кирилла Серебренникова. Это коллективное произведение, где одним из авторов является Кирилл Серебренников. В этом спектакле нет режиссёра как такового, по крайней мере, так заявлено. Есть автор текста — Валерий Печейкин, есть вроде как композитор, режиссёр, актёр, но на самом деле все функции были перемешаны. Это экспериментальная работа, где никто не знал, что получится в итоге, кроме нас с Олегом Игоревичем (Олег Макаров — прим. ред.).
Как вышло, что часть сценографии изначально была ещё и самостоятельной работой? Это совсем нехарактерно для театральных постановок.
П.А. Да, это крайне нехарактерно для театральных постановок и это было сделано насильно мной. Само собой так не произошло бы никогда, но я приложил все усилия, чтобы выделить из спектакля отдельную работу в виде звуковой инсталляции, которую мы сделали с Олегом Игоревичем.
О.М. Могу подтвердить, был свидетелем процесса. И это было нелегко.
П.А. Да, это было совсем нелегко, несмотря на то, что Гоголь-центр — это цитадель либерализма и демократии, но также это довольно жёсткая структура, которая называется репертуарный театр. Такая фабрика по производству спектаклей. Вытащить кусок из спектакля — мешает работе фабрики. Это было непросто сделать, но нам удалось благодаря разным людям, разным обстоятельствам и в первую очередь благодаря Кате Бочавар, галерее ГРАУНД Солянка и нашей настырности в этом вопросе.
Как вы сами определяете для себя эту работу? Это звуковая инсталляция, музыкальный инструмент или часть сценографии?
П.А. Я вообще вижу смысл своего существования в звуковом поле следующим образом: я соединяю музыку со звуковой скульптурой, звуковой инсталляцией. Звуковая скульптура — одномоментная вещь, которая не имеет развернутого времени, а музыка — наоборот, такая вещь, которая разворачивается во времени. Мне всегда хотелось совместить эти элементы и сделать так, чтобы звуковая инсталляция была одновременно продуманным музыкальным произведением, а не просто какой-то штучкой, которая позвякивает. Мне кажется, что в этой работе мне удалось это совместить, потому что это музыка, которая не может существовать без этого инструмента, а этот инструмент не существует без этой музыки. Такое совмещение одного с другим.
Инсталляция создавалась вами совместно. Как строится взаимодействие Айду/Макаров в «Музыке для князя Одоевского», как распределялись роли?
П.А. Это очень просто. Я просто пристаю к Олегу Игоревичу с предложениями что-то сделать вместе. Так обычно и происходит. Вообще в Москве мало есть проектов, которые происходят без участия Олега Макарова, по крайней мере в поле звука и цифрового эксперимента, поэтому я здесь не одинок.
О.М. Идея, конечно, Петра Эдуардовича (Петр Айду — прим. ред.), безусловно. Это коллективная работа и я к ней подключился, когда основная идея уже существовала. Для меня это было интересно, если говорить о художественной части, потому что когда-то в детстве на меня произвела большое впечатление книжка Одоевского, где ребёнок попадает в музыкальную шкатулку (сказка «Городок в табакерке» — прим. ред.). И когда Петя сказал, что будем делать спектакль «Человек без имени», я представил себе огромные пианино. Я не очень люблю делать техническую работу, паять, всё подключать и делать электронику. Я делаю все это только для того, чтобы получилась интересная и необычная штука. Я имею некую способность совмещать искусство с электроникой и программированием. Если говорить о распределении ролей в работе над «Музыкой для князя Одоевского», то все идеи шли от парадоксального мышления Петра Айду. Он приходит и предлагает сделать иногда даже какие-то очень простые вещи, которые не приходили мне в голову, а я представляю себе как их сделать. Вот на этом держится наша коллаборация. Идея препарированного насквозь пианино меня всегда очень вдохновляла.
П. А. И надо сказать, что я сделал всё, чтобы не находиться на сцене, но не вышло (смеется). Я хотел просто поставить партитуру и спокойно провести время, сидя в зрительном зале, как нормальный человек. Но Кирилл Семёнович (Кирилл Серебренников — прим. ред.) настаивал на том, что я должен быть на сцене. Несмотря на то что мы 10 месяцев провели, валяясь под этими пианино, мне всё равно приходится выходить на сцену и что-то там играть. Хотя там, вроде как, играет всё само. Детская попытка не играть на рояле как всегда не удалась. (смеется).
Как осуществлялся выбор предметов для звукоизвлечения? Важными были исключительно звуковые свойства материалов или присутствовал какой-то дополнительный контекст, скрытое послание?
П.А. Тут все факторы были совмещены. С одной стороны был использован опыт прошлых работ. Мы когда-то с Олегом сделали инсталляцию для фестиваля трансцендентных фортепиано, она и легла в основу «Музыки для князя Одоевского». Там использовались два фортепиано, в одном использовались только дека и струны, в другом только механика. Формальная идея, связанная с тем, чтобы разделить фортепиано на две функциональные части — акустическую и механическую. Как раз в инсталляции для фестиваля трансцендентных фортепиано Олег придумал электромагниты, сконструировал их…
О.М. Придумали их лет 100 назад (смеется).
П.А. Ну да, придумали всё давно, но он сконструировал их. Идея с электромагнитами была эксплуатирована в «Музыке для князя Одоевского» более широко. Поскольку речь шла об Одоевском, меня вдохновляют какие-то посторонние, не только звуковые и музыкальные, а, например, визуальные, литературные и всякие разные идеи. В этой пьесе разговор об Одоевском как об отце молекулярной кухни, об алхимике, который поил своих гостей какими-то неведомыми соусами из колб. Часть инсталляции с большим количеством посуды связана с этим фактом, а с другой стороны посуда отлично звучит. Такой подход реди-мейда. Вся музыка подобрана специально под объекты. Однажды у меня разбился один бокал, я очень испугался, но мне повезло довольно быстро найти такой-же. В какой-то момент пропала гипсовая голова, а она имеет довольно сложную тональную характеристику, там целый аккорд на ней завязан. Подозреваю, что её разбили монтировщики, она просто пропала в какой-то момент. Хорошо, что музыка к тому моменту не была дописана и я просто написал для другой головы, теперь берегу её как зеницу ока, очень боюсь, если она разобьётся. В общем, масса проблем связана с этой игрой.
Сильно менялась работа в процессе создания?
П.А. Мы очень долго ковырялись, но это хорошо повлияло на качество работы. Спектакль все время переносился из-за пандемии и мы работали 10 месяцев. Много что менялось за это время, были дополнительные штуки, которые не реализовались. В целом эту работу я причисляю к классу лоу-баджет, на коленке. Сделано это всё с учетом простых возможностей, но с другой стороны это ограничение, которое позволяет внимательнее относиться к музыкальному материалу.
Существует «Персимфанс» — оркестр без дирижёра. «Музыка для князя Одоевского» — оркестр без исполнителей. Какие оркестры нам ждать в будущем от тандема Айду и Макарова?
П.А. Ну не знаю. Мне кажется, что Олег Игоревич немножко подустал от Одоевского, да и я тоже (смеется). Я практически уверен, что в какой-то момент что-то произойдет, и нам что-то захочется сделать, но сейчас очень сложно предположить, что это будет.
О.М. Мы обязательно что-нибудь сделаем. Но я действительно довольно сильно сломался от монтажа, электроники в этой работе. Я могу сделать что-то одно, два, десять. Тут пришлось делать 200, это всё самодельно, сделано руками, очень много механической работы. Систему нужно было просто собрать, но просто собрать — это по несколько часов прикручивать проводочки, потом они отваливаются, мы их снова прикручиваем. Но что-то ещё обязательно будет.
Фортепиано, бокалы, кастрюли и гипсовая голова. «Музыка для князя Одоевского» — как это было
Фортепиано, бокалы, кастрюли и гипсовая голова. «Музыка для князя Одоевского» — как это было", сайт Solyanka.org
Текст: Анастасия Королева
На выставке «Музыка для князя Одоевского» был представлен уникальный авторский инструмент — пангармоникон, являющийся частью спектакля «Человек без имени» в Гоголь-центре и представленный в ГРАУНД Солянке как самостоятельное произведение. Мы поговорили с его создателями Петром Айду и Олегом Макаровым о том, как происходило развитие идеи, как удалось создать самодостаточную работу внутри спектакля и о творческом тандеме двух художников-композиторов.
В ГРАУНДе прошла ваша выставка под названием «Музыка для князя Одоевского». Эта инсталляция — часть спектакля Кирилла Серебренникова «Человек без имени»…
П.А. Я протестую! Это не спектакль Кирилла Серебренникова. Это коллективное произведение, где одним из авторов является Кирилл Серебренников. В этом спектакле нет режиссёра как такового, по крайней мере, так заявлено. Есть автор текста — Валерий Печейкин, есть вроде как композитор, режиссёр, актёр, но на самом деле все функции были перемешаны. Это экспериментальная работа, где никто не знал, что получится в итоге, кроме нас с Олегом Игоревичем (Олег Макаров — прим. ред.).
Как вышло, что часть сценографии изначально была ещё и самостоятельной работой? Это совсем нехарактерно для театральных постановок.
П.А. Да, это крайне нехарактерно для театральных постановок и это было сделано насильно мной. Само собой так не произошло бы никогда, но я приложил все усилия, чтобы выделить из спектакля отдельную работу в виде звуковой инсталляции, которую мы сделали с Олегом Игоревичем.
О.М. Могу подтвердить, был свидетелем процесса. И это было нелегко.
П.А. Да, это было совсем нелегко, несмотря на то, что Гоголь-центр — это цитадель либерализма и демократии, но также это довольно жёсткая структура, которая называется репертуарный театр. Такая фабрика по производству спектаклей. Вытащить кусок из спектакля — мешает работе фабрики. Это было непросто сделать, но нам удалось благодаря разным людям, разным обстоятельствам и в первую очередь благодаря Кате Бочавар, галерее ГРАУНД Солянка и нашей настырности в этом вопросе.
Как вы сами определяете для себя эту работу? Это звуковая инсталляция, музыкальный инструмент или часть сценографии?
П.А. Я вообще вижу смысл своего существования в звуковом поле следующим образом: я соединяю музыку со звуковой скульптурой, звуковой инсталляцией. Звуковая скульптура — одномоментная вещь, которая не имеет развернутого времени, а музыка — наоборот, такая вещь, которая разворачивается во времени. Мне всегда хотелось совместить эти элементы и сделать так, чтобы звуковая инсталляция была одновременно продуманным музыкальным произведением, а не просто какой-то штучкой, которая позвякивает. Мне кажется, что в этой работе мне удалось это совместить, потому что это музыка, которая не может существовать без этого инструмента, а этот инструмент не существует без этой музыки. Такое совмещение одного с другим.
Инсталляция создавалась вами совместно. Как строится взаимодействие Айду/Макаров в «Музыке для князя Одоевского», как распределялись роли?
П.А. Это очень просто. Я просто пристаю к Олегу Игоревичу с предложениями что-то сделать вместе. Так обычно и происходит. Вообще в Москве мало есть проектов, которые происходят без участия Олега Макарова, по крайней мере в поле звука и цифрового эксперимента, поэтому я здесь не одинок.
О.М. Идея, конечно, Петра Эдуардовича (Петр Айду — прим. ред.), безусловно. Это коллективная работа и я к ней подключился, когда основная идея уже существовала. Для меня это было интересно, если говорить о художественной части, потому что когда-то в детстве на меня произвела большое впечатление книжка Одоевского, где ребёнок попадает в музыкальную шкатулку (сказка «Городок в табакерке» — прим. ред.). И когда Петя сказал, что будем делать спектакль «Человек без имени», я представил себе огромные пианино. Я не очень люблю делать техническую работу, паять, всё подключать и делать электронику. Я делаю все это только для того, чтобы получилась интересная и необычная штука. Я имею некую способность совмещать искусство с электроникой и программированием. Если говорить о распределении ролей в работе над «Музыкой для князя Одоевского», то все идеи шли от парадоксального мышления Петра Айду. Он приходит и предлагает сделать иногда даже какие-то очень простые вещи, которые не приходили мне в голову, а я представляю себе как их сделать. Вот на этом держится наша коллаборация. Идея препарированного насквозь пианино меня всегда очень вдохновляла.
П. А. И надо сказать, что я сделал всё, чтобы не находиться на сцене, но не вышло (смеется). Я хотел просто поставить партитуру и спокойно провести время, сидя в зрительном зале, как нормальный человек. Но Кирилл Семёнович (Кирилл Серебренников — прим. ред.) настаивал на том, что я должен быть на сцене. Несмотря на то что мы 10 месяцев провели, валяясь под этими пианино, мне всё равно приходится выходить на сцену и что-то там играть. Хотя там, вроде как, играет всё само. Детская попытка не играть на рояле как всегда не удалась. (смеется).
Как осуществлялся выбор предметов для звукоизвлечения? Важными были исключительно звуковые свойства материалов или присутствовал какой-то дополнительный контекст, скрытое послание?
П.А. Тут все факторы были совмещены. С одной стороны был использован опыт прошлых работ. Мы когда-то с Олегом сделали инсталляцию для фестиваля трансцендентных фортепиано, она и легла в основу «Музыки для князя Одоевского». Там использовались два фортепиано, в одном использовались только дека и струны, в другом только механика. Формальная идея, связанная с тем, чтобы разделить фортепиано на две функциональные части — акустическую и механическую. Как раз в инсталляции для фестиваля трансцендентных фортепиано Олег придумал электромагниты, сконструировал их…
О.М. Придумали их лет 100 назад (смеется).
П.А. Ну да, придумали всё давно, но он сконструировал их. Идея с электромагнитами была эксплуатирована в «Музыке для князя Одоевского» более широко. Поскольку речь шла об Одоевском, меня вдохновляют какие-то посторонние, не только звуковые и музыкальные, а, например, визуальные, литературные и всякие разные идеи. В этой пьесе разговор об Одоевском как об отце молекулярной кухни, об алхимике, который поил своих гостей какими-то неведомыми соусами из колб. Часть инсталляции с большим количеством посуды связана с этим фактом, а с другой стороны посуда отлично звучит. Такой подход реди-мейда. Вся музыка подобрана специально под объекты. Однажды у меня разбился один бокал, я очень испугался, но мне повезло довольно быстро найти такой-же. В какой-то момент пропала гипсовая голова, а она имеет довольно сложную тональную характеристику, там целый аккорд на ней завязан. Подозреваю, что её разбили монтировщики, она просто пропала в какой-то момент. Хорошо, что музыка к тому моменту не была дописана и я просто написал для другой головы, теперь берегу её как зеницу ока, очень боюсь, если она разобьётся. В общем, масса проблем связана с этой игрой.
Сильно менялась работа в процессе создания?
П.А. Мы очень долго ковырялись, но это хорошо повлияло на качество работы. Спектакль все время переносился из-за пандемии и мы работали 10 месяцев. Много что менялось за это время, были дополнительные штуки, которые не реализовались. В целом эту работу я причисляю к классу лоу-баджет, на коленке. Сделано это всё с учетом простых возможностей, но с другой стороны это ограничение, которое позволяет внимательнее относиться к музыкальному материалу.
Существует «Персимфанс» — оркестр без дирижёра. «Музыка для князя Одоевского» — оркестр без исполнителей. Какие оркестры нам ждать в будущем от тандема Айду и Макарова?
П.А. Ну не знаю. Мне кажется, что Олег Игоревич немножко подустал от Одоевского, да и я тоже (смеется). Я практически уверен, что в какой-то момент что-то произойдет, и нам что-то захочется сделать, но сейчас очень сложно предположить, что это будет.
О.М. Мы обязательно что-нибудь сделаем. Но я действительно довольно сильно сломался от монтажа, электроники в этой работе. Я могу сделать что-то одно, два, десять. Тут пришлось делать 200, это всё самодельно, сделано руками, очень много механической работы. Систему нужно было просто собрать, но просто собрать — это по несколько часов прикручивать проводочки, потом они отваливаются, мы их снова прикручиваем. Но что-то ещё обязательно будет.